ПРОЩАНИЕ С ПЛАНЕТОЙ
(Неоконченное стихотворение)
Когда взгляну на собственное тело
Не в зеркало, а из-под потолка,
Душа уж будет знать, наверняка,
Что за последний срок ей нужно сделать.
Не буду я готовиться к Ответу.
А рея над Землей, перед прощаньем с ней,
Я лишь на то потрачу эти сорок дней,
Чтобы успеть увидеть всю планету.
Пусть эта беспредельная гордыня
Перечеркнет все добрые дела,
Но я хочу, чтобы мечта была
С моей душой, свободною отныне.
Поняв, что я свободен без обмана,
И не нужна мне пища, кров и сон, -
Я полечу, касаясь пены волн,
Над изумрудной бездной океана.
И, обгоняя стаи рыб летучих
И серые борта авианосцев,
Я неожиданно легко и просто
Уйду на глубину китов могучих.
Захватит дух от темных тех глубин
Со страхом буду я смотреть в распадки
Да, вот когда душа ушла бы в пятки,
Которых нет. И дальше я один
Увижу, как рождается креветка,
Как зреет в створках у моллюска жемчуг,
Ныряющих за ним отважных женщин,
Что сами носят жемчуг очень редко.
Помчусь в подводном мире мимо рифов,
Лежащих кораблей, и вдруг в прибое
Ревущем окажусь, и в этом вое
Я вдруг пойму, что звуков нет, что тихо!
Мне почему-то кажется, что я
Не буду слышать буйства этих звуков:
Ни грохота грозы, ни шепота, ни стуков.
Что будет в тишине душа моя
Глядеть на все вокруг, не ощущая
Касаний, запахов, воды, тепла и стужи,
И пусть: душе полет и свет лишь нужен.
В последний раз планету открываю,
Планету, что была мне неизвестной.
Как будто червь во глубине норы,
Я жил, как в ожидании поры,
Когда моей душе вдруг станет тесно.
Когда душа, устав от постоянства,
Послушная моей последней воле,
Влекомая земным магнитным полем,
Потонет в бесконечности пространства.
Как славно я придумал, чем развлечь
Себя в последние сороковины,
Вернее, душу, вольную отныне…
Всех уголков, которых не достиг
Своим я бренным телом…
И тело – утлый, тесный челн души…
Как жаль, мне ничего не изменить!
Огромный мир вокруг меня обычен:
И звездный свет в любое время года
И облако, роняющее воду,
Кузнечик, поедающий добычу…
Я сбиваю росу в жёлто-красном лесу,
Собираю грибочки в корзиночку.
И, устав от ходьбы, чищу дома грибы,
Отмываю лесные сориночки.
Насолю я груздей, с ними все веселей
Переждать-скоротать зимование.
Две кадушки груздям под жилье я отдам
Для просторного им проживания.
Я спущусь в погребок, там по стенам – грибок
Распластал свои гифы-веточки.
На кадушке пятно, на капусте – одно,
То грибковы малые деточки.
ВСТРЕЧА
Пробираясь долиной сырой,
Шёл тропою кабаньей крапивною.
Пот со лба утирал я рукой,
И с лица паутину противную.
Отклонил я ольховую ветвь
И застыл, как ударенный молнией:
На тропе стоял мощный медведь,
Перед лужей, водою наполненной.
С шумом запахи в нос он тянул,
И смотрел исподлобья, и горбился.
И, казалось, что спрашивал: «Ну,
И куда это мы так торопимся?»
По ложбине горячей спины
Пот холодненький струйкою липкою,
Стало сухо во рту без слюны.
Обернуться б кустом или липкою!
В голове стал тихонечко петь
Чей-то голос, с издёвкой хихикая:
«Вот и он – твой последний медведь.
Всё, как любишь, – природа, и дикая.
Ты замри, даже думать забудь,
Чтобы резкие делать движения.
Можешь ужином стать из трёх блюд,
Не вводи зверя во искушение».
Писк мышиный медведя отвлёк.
Понял я, что пора на попятную.
Зацепившись за трухлый пенёк,
С треском рухнул на точку на пятую!
Суматошно хватался за всё,
А в груди-то сердчишко так бегало!
Когда встал я и дух перевёл, –
Никакого медведя там не было.
Лишь вода в два глубоких следа
Натекала из лужицы каплями,
Да вставала ещё череда,
Что топтал он когтистыми лапами.
Там, где вдруг стало тесно двоим,
И могло все пройти по суровому, –
Мышка криком истошным своим,
Может, жизнь мне спасла, бестолковому.
А медведь тот, похоже, решил,
Что я слаб и не годен в соперники.
Потому он меня отпустил,
Сам исчез привидением в ельнике.
Дома, прежде чем дверь отпереть,
Успокоившийся окончательно,
Вспоминал я, какой был медведь, –
Дикий зверь, но такой замечательный.
21.11.08
ОСЕННИЕ ВИДЕНИЯ
Я утром плыл на Бережной.
Карбас шёл прямиком на остров.
Нёс брызги ветер боковой.
За румпелем помор седой
С волнами управлялся просто.
По берегу нас провожали
Вараки с редкою тайгой.
Они, как мамонты, шагали
В свои неведомые дали,
Упёршись в облака спиной.
Вдруг красных листьев длинный ряд
Перед карбасом оказался
И в бурунах ушёл назад.
Наверно, проследив мой взгляд,
Помор кивал и улыбался:
«Однако, осень наступает, –
А листья валяцца не сами,
Вот, лопари – те говорят,
Что листья от рогов летят:
Бежит ирвас, трясёт рогами …»
Он что-то говорил негромко,
И я в карбасе задремал.
Из памяти, как из котомки,
Лубочно-яркие картонки,
Картинки осени достал …
Как, выйдя ночью из избушки,
Забыв про ягодный компот
В обёрнутой берёстой кружке,
Я, как ребёнок на игрушку,
Смотрел на звёздный небосвод.
А по нему всему гуляло,
Играло складками и цветом
Космическое одеяло.
Как будто всех предупреждало:
«Зима идёт, забудьте лето …»
На смену этому сюжету
Другие образы пришли,
Как повесть об уходе лета
И выставка природы этой
На северном краю земли …
Как чайки недоумевали,
Куда же делась камбала.
Ещё вчера на литорали
Её таскали и клевали.
Сегодня рыба уплыла …
Как чёрный жемчуг вороники
Осыпался в гагачий пух
И красный мох на лудах диких …
Как птиц прощающихся крики
Повсюду привлекали слух …
Как на рубеж воды и суши
Стлал утром иней зимний дух, …
И как разбередила душу
Та грусть, которую подслушал
В свистящих выдохах белух …
На чём же мне остановиться?
Как осени лапландской образ
Мне выбрать верный, убедиться:
Его взять в рамочку годится,
А остальное – лучше в обрезь?
Так думал я, в огромном зале
Картинки выставки листая.
Но тут из разноцветной дали
Как будто снова прозвучали
Слова помора. И тогда я
Сквозь дремоту на дне карбаса
Представил чётче и острей:
Бег легконогого ирваса,
Дождь листьев красного окраса,
И пар из бархатных ноздрей.
15.10.2008
МОНОЛОГ СОБАКИ
Ты, хозяин, снова ешь? Однако,
У тебя еще есть я – собака.
Ты в мои глаза-то посмотри,
Вспомни, друг мой, Сент-Экзюпери.
Он давно сказал, что ты в ответе
За всех тех, кого на этом свете
Приручил, создав себе проблему.
Это обо мне, вникаешь в тему?
Что гулять не водишь по неделе,
Можно сказать, держишь в чёрном теле
И орёшь, когда чесать хочу –
Я о том уж лучше помолчу.
Но, ответь, хозяин, почему же
Ты решил, что ужин мне не нужен,
И без завтрака я обойдусь:
Хватит мне, если воды напьюсь?
Если б, скажем, я была бродячей,
Я б себе хотя бы хвост кошачий,
Птичку, квакшу ли в траве добыла,
На помойке что-нибудь нарыла.
Но, я – благородная тибетка,
Не бульдог, какой, и не левретка.
И мой хвост из мусорного бака
Не увидит ни одна собака.
А когда мне станет очень туго,
Я пойду и тихо лягу в угол.
И оттуда буду наблюдать,
Как ты станешь что-нибудь жевать.
И тогда тебе пусть будет стыдно,
Что, хоть слёз в моих глазах не видно,
Станет мокрой грива-борода.
Ты запомни это навсегда.
05.07.08
Песенка пиратов
(прим. – на заказ для аниматоров)
Вы узнаёте: мы – пираты,
Гроза морей и кораблей.
Неважно, бедны иль богаты,
Все знают: нету нас страшней!
Вы также знаете прекрасно,
Во что всегда пират одет:
Камзол, штаны, блузон, повязка,
Конечно, сабля и пистолет.
Вообще, мы смирные ребята,
Нам скромности не занимать.
Но, если кто-то и когда-то…
Тогда придётся ножик взять.
Мы никого здесь не обидим,
Не надо часто так моргать.
И можем своим внешним видом
Мы только муху напугать.
1-й пират:
Я должен был служить в конторе
И сгинуть в ней во цвете лет.
Но, вот, сбежал к пиратам в море,
Теперь назад дороги нет.
2-й пират:
А я под парусом родился,
Отец-пират был сыну рад.
Он, говорят, всё веселился:
«Какой пузатенький пират!»
Пиратка Мери:
Девчонкам в море тоже место.
Я, чтобы это доказать,
Решила в босоногом детстве,
Как вырасту - пираткой стать.
Хором:
Дерёмся, бьёмся, нападаем,
Таков пирата трудный путь.
Зато мы в Сочи приплываем,
Чтоб вместе с вами отдохнуть.
Как разудалые гуляки,
Должны мы сразу вам сказать,
Что, если тут не будет драки, –
Мы вас готовы развлекать.
АКРОСТИХ О ВЕСЁЛОСТИ
(прим. - сестре)
Едва открыв впервые в этом мире глазки,
Любой ребенок слышит рядом звуки речи,
Ему рук матери всегда приятны ласки,
На них гримаской отвечает человечек.
А там, глядишь, уже научится смеяться,
И, если жизнь его ничем не омрачает,
Весёлым вырастет с привычкой улыбаться.
А ведь со временем привычки лишь крепчают.
На годы школы всё веселье попадает,
Они оттачивают смех до совершенства.
В среде студентов всех весёлых уважают,
Нескучно с ними, и за ними верховенство.
А как же: праздник с ними сразу ярче станет,
Печали – мельче, даже как-то незаметней.
От них зарядится любой, кто рядом встанет.
Пойдут веселье-смех от них по всей планете,
Однажды выйдя навсегда в простор Вселенной.
Вы спросите, о ком тогда стишки все эти,
А это всё как раз о ней, Поповой Лене!
02.2008
Сегодня праздник – День России,
А мы с женой сидим босые,
Сидим и думаем о сыне,
Поскольку он у нас один.
А сын сидит на Кинотавре,
Сидит и думает о таре,
А, может, тянет пиво в баре
И не тревожится наш сын.
Ему без нас, наверно, легче,
Вот и не ищет с нами встречи,
А мы, встречая каждый вечер,
Всегда становимся грустней.
От года к году все седее,
Мы проживем всю жизнь с идеей,
Что нету сыночки милее
И замечательней парней.
2005
Огненная Собака
Как-то в наш дом пришла.
Не надымила, однако,
И ничего не сожгла.
Красный-прекрасный чау,
Тибетские щуря глаза,
Взглянул на всех величаво,
Решив кое-что сказать.
Вот пожеланья какие
Изрек Новогодний пёс:
«Пусть будут лапы сухими
И влажным, холодным – нос.
Пусть в вашей будке не будет
Блошек и сквозняков,
Пусть по ночам вас не будят
Скрипы дверей и замков.
Пусть не пинают ногами
Пьяницы и дураки.
Пусть не придётся нам с вами
Есть из чужой руки».
А напоследок, пролаяв,
Ещё раз сказал о том,
Что в нашей жизни главное –
Тёплый надёжный дом.
Ни про здоровье-успехи
Не было слов у него,
И про карьерные вехи
Он не сказал ничего.
Как-то придётся случайно
Заканчивать этот стих:
Красный и мудрый чау
Ушёл поздравлять других.
14.12.2005 г.
«Пока дышу, надеюсь»
Был Публий первый, на слова
Он расточителен ужасно.
Раскалывалась голова
У тех, кто был с ним ежечасно.
Другой Овидий звался скромно,
И всяк в нем видел, безусловно,
Достойный юношей пример:
Одеждой, скромностью манер,
Умом и силой рассуждений
Не по годам он отличался
И, не приемля восхвалений,
Простым софистом оставался.
А имя третьему – Назон.
Особняком держался он.
Но в тесном переулке днем
Судьба свела их всех умело.
Они, столкнувшись лбами в нем,
Воскликнули: «Dum!» «Spiro!» «Spero!»
Три этих слова с той поры
По миру ходят неразлучно.
Их повторяют многозвучно
Все те, кому они важны.
И всем давно уже не важно:
Кто что из них тогда вскричал.
2004
Нотр-Дам-Старожильск
(слова к песне для эколагеря на музыку «Бэль»
из мюзикла «Нотр-Дам де Пари»)
О! Снова эколагерь в Старожильске!
И, затолкав в рюкзак свои пожитки,
Все, что, как казалось, пригодится мне в лесу,
Согнувшись вдвое, я к автобусу несу.
Там, говорят, себя придется превозмочь,
Учиться чувствовать природу день и ночь.
Да, Я буду мудрых слушать там учителей,
Но от одной лишь мысли становлюсь грустней:
О том, что ждет нас расставания пора.
Я все отдам за эти песни у костра.
Вот! Я приехал в старожильский лагерь!
Здесь наша жизнь как чистый лист бумаги:
Что напишем мы на нем за эти десять дней,
Возможно, след оставит и в судьбе моей.
Вот все собрались у отрядного костра,
Нам волю дай, сидеть мы будем до утра.
Смех, Гитары голос, задушевный разговор,
Всю ночь не спим, и все таращимся в костер.
И возникает мысль у каждого из нас:
«Ах, побывать бы здесь еще хотя бы раз!»
Вновь буду я в кругу друзей, опять я
Им распахну души своей объятья.
Мы под этим небом чистым меж собой равны,
Среди высоких сосен у речной волны.
Здесь открываем на природу мы глаза,
Чтобы потом о ней всем людям рассказать.
Да, Нам эколагерь никогда не позабыть,
То, что за десять дней успели полюбить.
Глаза друзей нам будут помниться всегда,
Костер и песни, и текущая вода.
10.07.2002, Йошкар-Ола
СЫНУ-ПЕРВОКЛАССНИКУ
Сыночек наш Ромашка!
Теперь ты первоклашка.
Сегодня не дошкольник,
А целый ученик.
Со школьного порога
Откроется дорога
В страну чудесных знаний
И интересных книг.
Родной, любимый зайка!
Ты скоро станешь Знайкой.
Все скажут: «Ромка умница
И даже эрудит».
Ты только постарайся,
Пореже огорчайся:
Настойчивость в учебе
Все беды победит.
09.1992
Вновь уходят мысли куда-то,
Вновь звучит «Аппассионата»,
Смотрит мир на меня, как с плаката;
Все вокруг, как в немом кино.
В суете непонятной люди;
Солнце в луже, как в черном блюде,
Колесом раздавлено будет,
Отраженьем искажено.
Я иду по большому городу,
Не спешу никуда, шаг мой короток.
Кровь стучит по вискам, словно молотом.
И вот, через мгновенье одно
Вижу все, как картину в музее.
Вот двухмерный мальчишка глазеет
На журналы в киоске, газеты,
Раздавив свой нос об окно.
С каждым мигом девчонка стареет,
Деревцо на глазах темнеет,
Превращаясь в гнилое бревно...
ТЕБЕ
(прим.: за 12 дней до рождения сына)
В твоих с бесконечной тоской как последнего взгляда глазах
Хочу навсегда удержать остывающей радости след,
И памяти привкус оставить на нежных упругих губах,
И сердцем кольцо очертить - заклинанье от мыслей и бед.
Пугливый рассветный сон твой хранить будет это кольцо,
Сердечко твое и живую под ним дорогую мечту,
И пусть глубиною в две жизни глаза, озаряя лицо,
Хранят на нем легкую счастья печать – любви красоту.
28.01.85 г.
«А вы слышали, ракеты там-то, там-то?»
«А вы слышали, испытывали бомбу?»
«А вы слышите, под нами едут танки?»
«А вы слышали, что тайно в катакомбах…»
«А вы слышали, ракеты там-то, там-то?»
«А вы слышали, испытывали бомбу?»
Для чего же человеку эти тайны?
Чтобы съежиться комком окровавленным.
Чтоб почувствовать себя ничтожной пылью,
Чтоб застыли взгляды глаз ребячьих синих.
Чтобы мозг, перенапрягшись от бессилья,
Ослепительной взорвался Хиросимой.
Миру мир даже во сне сейчас не снится,
Мать на звезды смотрит вечером с опаской.
В Гринэм-Коммон под прицелом спать ложиться,
Убаюкав малыша ракетной сказкой…
Много ходит но Земле людей-загадок.
Даже если уничтожить все оружье,
Перебьют друг друга из рогаток.
Что в конце мы можем подытожить?...
1983-1984
Лучше в солнечном огне испепелиться
Или в космосе забыть назад дорогу,
Ночью в северном сиянье раствориться,
Чем кормить собой тоску да с ней тревогу.
Ночь и день белы, а море молчаливо,
А тайга шумит не на моем наречье.
И не радость треплет сердце шаловливо,
А тоска да с ней тревога ─ два увечья.
Вот судьба: хоть волком вой, а жди, тоскуя,
А когда дождусь ─ и сам того не знаю.
Только очень оказаться не хочу я
На краю земли и в жизни этой с краю.
Завтра встану ─ утро хмуро, неприветно,
Выйду ─ море затаилось у порога,
Оттолкнусь веслом я, думая, наверно,
Что забыл забрать тоску да с ней тревогу.
БОЛЬНИЧНОЕ
Устав у больницы суровый,
И доля моя нелегка,
Ведь я абсолютно здоровый!
О, боже, какая тоска!
Все кажется постным и серым,
И койкой намяты бока.
В добро потеряешь тут веру!
О, боже, какая тоска!
Кормить нас стараются хлебом,
Но есть еще силы пока.
Мы просим спасенья у неба!
О, боже, какая тоска!
Сестра - это бог и начальник,
И смотрит на нас свысока,
Мы знаем - души в нас «не чает»
О, боже, какая тоска!
Здесь воздух пропитан тоскою,
И шепчет врач, исподтишка,
Свой рот прикрывая рукою:
- О, боже, какая тоска!
Но знаю, протащится время –
Однажды рука золотая
Подпишет амнистию, верю!
О, боже мой, радость какая!
5.09.83 г.
Свидетели неискренней тоски,
Всех громких фраз, надуманных проблем,
Неправильно решенных теорем ─
Горят моих стихов черновики.
Стихи плохие, их нельзя беречь:
Мечтания и глупых мыслей ком
Не вызовут сочувствия ни в ком,
Осталось лишь одно ─ скорее сжечь.
Скорее сжечь, чтоб не было стыда
За неуменье чувства выражать.
Стихами не могу о том сказать,
Что прозой говорю лишь иногда.
В порыве как-то раз поэт сказал,
Что-де «стихи ─ дыхание души»…
Мои стихи настолько хороши,
Что я б их даже «кашлем» не назвал.
Скорее сжечь, чтоб не было следа,
Чтобы никто не мог в них упрекнуть;
Читая, усмехнуться и зевнуть.
Стишки эти ─ не счастье, а беда.
Горит стихов досадная тетрадь,
Огонь танцует: есть ему еда.
ГОРЯТ МОИ СТИХИ - и никогда
Я не смогу иначе поступать.
3.09.83 г.
Сомнений узелки
и дум хитросплетенье
Эмоций паутина
и выводов напасть
Должны со мною быть
навек, не на мгновенье,
Им на бумагу никогда
не суждено попасть.
Да что там на бумагу,
придется им томиться
В моей лишь голове,
лишь в разуме моем.
Им только стоит в виде слов
на свете появиться,
Как будут рассмакованы,
растерзаны живьем.
Нельзя им появиться,
рождаться им нельзя там,
Где все друг другу чужды,
где каждый cам собой.
Их по частям разложит,
как ловкий патанатом,
Казалось бы, мой первый друг,
но за моей спиной.
Судачат, кто как может,
все други и не други,
И в толк никак не взять им
и в точку не попасть
В эмоций паутине и
дум хитросплетенье,
В сомнений узелочках,
где выводов напасть.
Махнув на все рукою,
перестаю я спорить,
Доказывать: сам виноват,
доверился, дурак!
Никем не истолкованы слова,
никем не понят,
А если кем и понят,
то все равно не так.
Нет друга у меня,
нет родственной души
И некому поведать,
чем жив, что пережил,
Но как я мог забыть,
о ней, моей любимой,
Ведь я свою судьбу
с ее судьбой соединил
Приду, она поймет
меня и не осудит,
Чуть брови приподнимет
и не задаст вопрос.
Я выскажу тогда
и сразу легче будет,
Я исповедаю ей все,
что на душе принес.
В глаза ей посмотрю
и будет удивленье:
Что за успокоенье,
куда могли пропасть
Сомнений узелки
и дум хитросплетенье,
Эмоций паутина
и выводов напасть?
2.09.83 г.
В который раз над сонным лесом
Пропали звезды, и
Рассвет взошел над сырости навесом,
Вздохнули травы ─ ночи нет.
Неслышным приведеньем темным
Прошел через поляну лось,
Оставив след, такой же темный,
От сбитых серебристых рос.
Кусты пичуги задевая,
Летят куда-то второпях,
Стоят деревья, поднимая
Туман на согнутых ветвях.
И вот их по вихрам погладил
Разведчик солнца ─ первый луч.
Лесные выползли трудяги
Из муравьиных хвойных куч.
И смерть ничто не предвещает,
Деревья, как в счастливом сне
Ладони листьев к солнцу тянут,
Легко вздыхая в вышине!
А царь природы в лес вступает:
Топор в руке, в ружье ─ заряд,
Он зла от леса ожидает
Как миллионы лет назад.
Не ощущая все живое,
Сейчас топор он занесет ─
И это дерево погибнет,
А может, это упадет.
Взовьются птицы с горьким криком,
Простонет дерево: «Беда-а!»
Луч проследит тревожным бликом
Паденье теплого гнезда.
И лось уходит в чащу с раной,
С обидой в лес уходит лось,
Оставив след, теперь кровавый,
Горячих красных капель-слез.
Лес все глядит на человека
С усмешкой скорбной средь листвы
И шепчет тихо: «Вспомни, глупый,
Как беззащитным был и ты.
Тогда ты робким был и голым,
Любовь соединяла нас.
И от беды, от непогоды
Я укрывал тебя не раз.
Вот ты и вырос, и не меньше
По положению царя,
Но убивая братьев меньших,
Уничтожаешь ты себя».
Не верьте тем, кто говоря:
«Солдатский труд тяжел», ─
За жизнь свою хоть раз в строю
Дороги не прошел,
Кто по тревоге не влетал
В х/б и сапоги,
Кто с автоматом не стоял,
Когда не видно зги.
Кто писем из дому не ждал,
Не рыл окопов в рост.
Не верьте тем, кто так сказал:
«Солдатский труд непрост».
И нужно всем это пройти,
Чтоб мог потом сказать:
«Солдатский труд тяжел, друзья, ─
Не стану возражать».